Неточные совпадения
Всё это случилось в одно время: мальчик подбежал к
голубю и улыбаясь взглянул на Левина;
голубь затрещал
крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между дрожащими в воздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло духом печеного хлеба, и выставились сайки.
— То же самое желание
скрыть от самих себя скудость природы я вижу в пейзажах Левитана, в лирических березках Нестерова, в ярко-голубых тенях на снегу. Снег блестит, как обивка гробов, в которых хоронят девушек, он — режет глаза, ослепляет,
голубых теней в природе нет. Все это придумывается для самообмана, для того, чтоб нам уютней жилось.
Ты кроток, честен, Илья; ты нежен…
голубь; ты прячешь голову под
крыло — и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего — не знаю!
Она все сидела, точно спала — так тих был сон ее счастья: она не шевелилась, почти не дышала. Погруженная в забытье, она устремила мысленный взгляд в какую-то тихую,
голубую ночь, с кротким сиянием, с теплом и ароматом. Греза счастья распростерла широкие
крылья и плыла медленно, как облако в небе, над ее головой.
В одну минуту, как будто по волшебству, все исчезло. Он не успел уловить, как и куда пропали девушка и девчонка: воробьи, мимо его носа, проворно и дружно махнули на кровлю.
Голуби, похлопывая
крыльями, точно ладонями, врассыпную кружились над его головой, как слепые.
Вороны (я сужу по устройству
крыльев), напротив, меньше наших: синие,
голубые, но с черными
крыльями и с белыми симметрическими пятнами на
крыльях, как и наши.
Проходя мимо мучной лавки, перед которой ходили, перекачиваясь, никем не обижаемые
голуби, арестантка чуть не задела ногою одного сизяка;
голубь вспорхнул и, трепеща
крыльями, пролетел мимо самого уха арестантки, обдав ее ветром.
Ночь была ясная. Одна сторона реки была освещена, другая — в тени. При лунном свете листва деревьев казалась посеребренной, стволы — белесовато-голубыми, а тени — черными. Кусты тальника низко склонились над водой, точно они хотели
скрыть что-то около своих берегов. Кругом было тихо, безмолвно, только река слабо шумела на перекатах.
На зонтичных растениях держались преимущественно слоники и зеленые клопы, а около воды и по дорогам, где было посырее, с прозрачными
крыльями и с большими
голубыми глазами летали стрекозы.
На верхней половине шеи лежит поперечная белая полоса, которая, однако, под горлом не соединяется, и немцы не совсем верно называют витютина «кольцовый
голубь» (Ringtaube); на плечном сгибе
крыла также видно белое, несколько продолговатое пятно, которое вытягивается полосою, если распустить
крыло; концы крайних длинных перьев в
крыльях и хвосте — темного цвета; на нижней внутренней стороне хвостовых перьев лежит поперек опять белая полоса, состоящая из белых пятен на каждом пере, которых на другой, верхней стороне совсем незаметно; ножки красные, как у русского
голубя; нос бледно-красноватый или розовый; глаза ясные, не темные и не серые: какого-то неопределенного светло-пепельного цвета.
Селезня должно бы назвать очень красивым: он весь пегий, зоб темно-багряный, на шее белая повязка, спина и
крылья сизо-голубые, брюшко светло-серое; и со всем тем он как-то не кажется красивым и далеко уступает селезню свиязей.
Когда же голубка захочет поесть и порасправить свои усталые от долгого сиденья
крылья,
голубь сейчас садится на ее место.
Стан высокий, стройный и роскошный, античная грудь, античные плечи, прелестная ручка, волосы черные, черные как вороново
крыло, и кроткие, умные
голубые глаза, которые так и смотрели в душу, так и западали в сердце, говоря, что мы на все смотрим и все видим, мы не боимся страстей, но от дерзкого взора они в нас не вспыхнут пожаром.
Я скоро выучился
крыть хорошо; а как мне жалко было выпускать пойманных птичек, то я, кроме клеток, насажал их множество в пустой садок, обтянутый сеткою, находившийся в нескольких саженях от крыльца, где летом жили мои
голуби, зимовавшие теперь по дворовым избам, в подпечках.
— Отдали-с! Голуби-то у меня и теперь с опечатанными
крыльями гуляют на дворе. Прикажете принести? — говорил смотритель.
Слышались: фырканье лошадей, позвякиванье колокольцев и бубенчиков, гулкий лет
голубей, хлопанье
крыльями домашней птицы; где-то, в самом темном углу, забранном старыми досками, хрюкал поросенок, откармливаемый на убой к одному из многочисленных храмовых праздников.
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло в воздухе тучею пыли, и большая серая масса, взмахнув
крыльями, поднялась к прорехе в крыше. Часовня на мгновение как будто потемнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей возней, вылетела из темного угла, мелькнула, распластавшись на фоне
голубого неба в пролете, и шарахнулась вон.
— А посмотрите, нет, посмотрите только, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни! Смотрите:
голубое небо, вечернее солнце, тихая вода — ведь дрожишь от восторга, когда на них смотришь, — вон там, далеко, ветряные мельницы машут
крыльями, зеленая кроткая травка, вода у берега — розовая, розовая от заката. Ах, как все чудесно, как все нежно и счастливо!
И ежели вы возразите, что так называемое"покойное проживание"представляет собой только кажущееся спокойствие, что в нем-то, пожалуй, и скрывается настоящая угроза будущему и что, наконец, басня о
голубе есть только басня и не все
голуби возвращаются из поисков с перешибленными
крыльями, то солидный человек и на это возражение в карман за словом не полезет.
— Э, батюшка! и мы проживем, и дети наши проживут — для всех будет довольно и того, что есть! На насиженном-то месте живется и теплее и уютнее — чего еще искать! Старик Крылов был прав: помните, как
голубь полетел странствовать, а воротился с перешибленным
крылом? Так-то вот.
Рыба была слишком велика для лоханки и лежала на дне, завернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники были ярко-красного цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два нежно-голубых складчатых, как веер, длинных
крыла. Морской петух был еще жив и усиленно работал жабрами.
Лес весь оживал; послышался тихий, ласкающий свист, и на межу, звонко скрипя
крыльями, спустилася пара степных
голубей.
— Мелюдэ… Физиологи делают такой опыт: вырезают у
голубя одну половину мозга, и
голубь начинает кружиться в одну сторону, пока не подохнет. И Мелюдэ тоже кружится… А затем она очень хорошо сказала относительно подлецов: ведь в каждом из нас притаился неисправимый подлец, которого мы так тщательно
скрываем всю нашу жизнь, — вернее, вся наша жизнь заключается в этом скромном занятии. Из вежливости я говорю только о мужчинах… Впрочем, я, кажется, впадаю в философию, а в большом количестве это скучно.
Я был какой-то темный, неопределенный; он такой же
голубой, каким я его видел и каким он мне только и мог представляться; но у него, кроме того, были большие влажные крылышки; помахивая ими, он меня словно всего склеивал, и свист от взмахов этих
крыльев и сладостно и резко раздавался в моем слухе.
Хотя старик свыкся уже с мыслью о необходимости разлучиться рано или поздно с приемышем, тем не менее, однако ж, заснуть он долго не мог: большую часть ночи проворочался он с боку на бок и часто так сильно покрякивал, что куры и
голуби, приютившиеся на окраине дырявой лодки, почти над самой его головой, вздрагивали и поспешно высовывали голову из-под теплого
крыла.
Тишина не прерывалась ни одним из тех звуков, какими приветствуется обыкновенно восход солнца: куры и
голуби не думали подавать голоса; приютившись на окраине старой дырявой лодки, помещенной на верхних перекладинах навеса, подвернув голову под тепленькое, пушистое
крыло, они спали крепчайшим сном.
Тогда, в веселом и гордом трепете огней, из-под капюшона поднялась и засверкала золотом пышных волос светозарная голова мадонны, а из-под плаща ее и еще откуда-то из рук людей, ближайших к матери бога, всплескивая
крыльями, взлетели в темный воздух десятки белых
голубей, и на минуту показалось, что эта женщина в белом, сверкающем серебром платье и в цветах, и белый, точно прозрачный Христос, и
голубой Иоанн — все трое они, такие удивительные, нездешние, поплыли к небу в живом трепете белых
крыльев голубиных, точно в сонме херувимов.
Чайки нагнали пароход, одна из них, сильно взмахивая кривыми
крыльями, повисла над бортом, и молодая дама стала бросать ей бисквиты. Птицы, ловя куски, падали за борт и снова, жадно вскрикивая, поднимались в
голубую пустоту над морем. Итальянцам принесли кофе, они тоже начали кормить птиц, бросая бисквиты вверх, — дама строго сдвинула брови и сказала...
Потом дед весь подобрался и — вдруг сел на своём ложе. Белая борода его трепетала, как
крыло летящего
голубя. Он протянул руки вперёд и, сильно толкнув ими кого-то, свалился на пол.
Испуганные
голуби бросались в воздух, наполняя его торопливым шумом
крыльев.
Раз, часу в первом дня, Анна Юрьевна сидела в своем будуаре почти в костюме молодой: на ней был
голубой капот, маленький утренний чепчик; лицо ее было явно набелено и подрумянено. Анна Юрьевна, впрочем, и сама не
скрывала этого и во всеуслышание говорила, что если бы не было на свете куаферов и косметиков, то женщинам ее лет на божий свет нельзя было бы показываться. Барон тоже сидел с ней; он был в совершенно домашнем костюме, без галстука, в туфлях вместо сапог и в серой, с красными оторочками, жакетке.
На вопрос же матери, о чем я плачу, я отвечал: «Сестрица ничего не понимает…» Опять начал я спать с своей кошкой, которая так ко мне была привязана, что ходила за мной везде, как собачонка; опять принялся ловить птичек силками,
крыть их лучком и сажать в небольшую горницу, превращенную таким образом в обширный садок; опять начал любоваться своими
голубями, двухохлыми и мохноногими, которые зимовали без меня в подпечках по разным дворовым избам; опять начал смотреть, как охотники травят сорок и
голубей и кормят ястребов, пущенных в зиму.
Сытенький, розовощёкий, с приятными глазами, которые, улыбаясь, отражали все цвета, точно мыльные пузыри, Яков солидно носил круглое тело своё и, хотя вблизи был странно похож на
голубя, издали казался деловитым, ловким хозяином. Работницы ласково улыбались ему, он ворковал с ними, прищуриваясь сладостно, и ходил около них как-то боком, не умея
скрыть под напускной солидностью задор молодого петуха. Отец дёргал себя за ухо, ухмылялся и думал...
Снаружи свободными оставались только руки, все тело вместе с неподвижными ногами было заключено в сплошной
голубой эмалевый гроб громадной тяжести;
голубой огромный шар, с тремя стеклами передним и двумя боковыми — и с электрическим фонарем на лбу,
скрывал его голову; подъемный канат, каучуковая трубка для воздуха, сигнальная веревка, телефонная проволока и осветительный провод, казалось, опутывали весь снаряд и делали еще более необычайной и жуткой эту мертвую,
голубую, массивную мумию с живыми человеческими руками.
Потолок же был покрыт
голубой глазурью, и на нем сияло золотое солнце, светилась серебряная луна, мерцали бесчисленные звезды, и парили на распростертых
крыльях птицы.
Выношенного ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок]
голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет
голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем;
голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу удержать
голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные
крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть
голубю голову.
Первое время я безразлично ловил
голубей и, связавши им
крылья, чтобы они не выбили окон, пускал их в кухне; затем непременно пожелал иметь пару белых, а пойманных сизых или глинистых выпускал на волю.
Ты кроток, честен, Илья; ты нежен… как
голубь; ты спрячешь голову под
крыло — и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего — не знаю!» И она оставляет Обломова, и она стремится к своему чему-то, хотя еще и не знает его хорошенько.
Размахнул лес зелёные
крылья и показывает обитель на груди своей. На пышной зелени ярко вытканы зубчатые белые стены, синие главы старой церкви, золотой купол нового храма, полосы красных крыш; лучисто и призывно горят кресты, а над ними —
голубой колокол небес, звонит радостным гомоном весны, и солнце ликует победы свои.
Небо однообразно серое. Там, вверху, сгустился сырой и холодный сумрак, погасил солнце и,
скрыв собою
голубую беспредельность, изливал на землю уныние. Тяпа перекрестился и привстал на локте, чтобы посмотреть, не осталось ли где водки. Бутылка была пустая. Перелезая через товарищей, Тяпа стал осматривать чашки. Одну из них он нашел почти полной, выпил, вытер губы рукавом и стал трясти за плечо ротмистра.
Ночь мчалась галопом; вечер стремительно убегал; его разноцветный плащ, порванный на бегу, сквозил позади скал красными, обшитыми
голубым, клочьями. Серебристый хлопок тумана колыхался у берегов, вода темнела, огненное
крыло запада роняло ковры теней, земля стала задумчивой; птицы умолкли.
Узкая, длинная коса походила на огромную башню, упавшую с берега в море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, она теряла свое основание вдали, где знойная мгла
скрывала землю. Оттуда, с ветром, прилетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди чистого моря, под
голубым, ясным кровом неба.
Верхние крылушки у ней точно бархат, зеленоватые, отливают
голубым глянцем, и каждое
крыло имеет шесть яркопунцовых точек или пятнушек, а нижние крылушки гораздо меньше верхних, чисто пунцовых с узкой черной каемкой; все тело зеленовато-голубое с отливом.
Я видел, как некоторые породы бабочек, как, например, белые маленькие,
голубые и маленькие же светлокоричневые с точками на задних
крыльях, собираются в кучи, чтобы вместе умирать.
Впоследствии, даже слепой, он выставлял корм в назначенное время ощупью на дощечку, прикрепленную к форточке, и наслаждался шумом от
крыльев налетающих со всех сторон
голубей и стуком их носов, клюющих хлебные зерна.
Колени сжав, еврейка закричала,
Вздыхать, дрожать, молиться начала,
Заплакала, но
голубь торжествует,
В жару любви трепещет и воркует,
И падает, объятый легким сном,
Приосеня цветок любви
крылом.
Чтобы хоть чем-нибудь сгладить неловкость своего молчания и
скрыть борьбу, происходившую в нем, священник начал принужденно улыбаться, и эта улыбка, долгая, вымученная сквозь пот и краску лица, не вязавшаяся с неподвижным взглядом серо-голубых глаз, заставила Кунина отвернуться. Ему стало противно.
Проносимся по узкой, по-утреннему оживленной улице, что упирается в мечеть, и выбегаем за селение, на крутой обрыв над самой бездной. Гуль-Гуль останавливается, тяжело переводя дух. Она очень хорошенькая сейчас, Гуль-Гуль — с ее разгоревшимся от бега детским личиком.
Голубой, из тончайшего сукна бешмет ловко охватывает гибкую девичью фигурку. Густые, черные, как вороново
крыло, волосы десятками косичек струятся вдоль груди и спины. Гуль-Гуль смеется, но в ее красивых глазах — прежняя печаль.
— Пресвятый
голубь пречистым
крылом коснулся сердца твоего, Дунюшка, — сказала Марья Ивановна.
«Отчего ж во время раденья так горело у меня в голове, отчего так пылало нá сердце? — размышляет Дуня. — Отчего душа замирала в восторге? Марья Ивановна говорит, что благодать меня озарила, святой
голубь пречистым
крылом коснулся души моей… Так ли это?..»